Фото с официального сайта Akram Khan Company

Акрам Хан, наверное, самый современный и своевременный из ныне действующих хореографов. И причиной тому, кроме актуального пластического языка – темы, на которые он хочет «разговаривать» с помощью танца. Сделав Жизель бесправной эмигранткой, он попал в струю времени и стал выразителем гуманистических, даже, если хотите, цивилизационных идей, поддерживаемых многими прогрессивными людьми. Этот невероятный процесс создания новой классики захватывает не только потому, что происходит на наших глазах, но и потому, что на сцене, несмотря на почти двухсотлетнюю историю известного спектакля, – наши современники.

Поэтому кажется вполне закономерным, что любимый русский автор Акрама Хана – Михаил Булгаков, ведь в романах писателя и балетах хореографа «люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было... Ну, легкомысленны... ну, что ж... и милосердие иногда стучится в их сердца... обыкновенные люди... в общем, напоминают прежних».

Нам есть, о чем поговорить со знаменитым хореографом в эксклюзивном интервью. 

− Акрам, в августе этого года основанной вами и названной вашим именем танцевальной компании Akram Khan Company исполняется 20 лет. Поздравляю! 4 октября, в связи с закрытием театров в Великобритании, вы представили публике онлайн-проект «Тихий ожог», приуроченный к юбилею компании. Как всё будет обстоять сейчас с «живыми» мероприятиями, когда пандемия внесла изменения в культурную жизнь всего мира? Состоится ли «живой» праздник на сцене?

А.Х.: Я знаю так же мало, как и вы. В этой ситуации сложно строить планы. Надеюсь, фестиваль состоится в ноябре-декабре следующего года.

− Государство поддерживает вашу компанию? 

А.Х.: Да, мы получаем государственную помощь от Совета Искусств Англии, он оказывает поддержку нашей компании.

− После «Жизели» для Английского Национального Балета вы планировали для этой же труппы сделать спектакль, вдохновленный сюжетами о Франкенштейне, Прометее и Воццеке. На какой стадии сейчас эта работа? 

А.Х.: Увы, пока процесс не двигается. Карантин начался за две недели до премьеры новой постановки Creature (это третья постановка Акрама Хана для Английского Национального Балета – прим.ред.). На этой стадии, и все артисты об этом хорошо знают, идет самая важная работа, подготовка к премьере. Мы не успели закончить спектакль, но у нас уже поставлено большинство сцен. Теперь мы ждем. Надеемся, что в феврале сможем возобновить рабочий процесс и у нас будет возможность закончить спектакль. Очень надеюсь, что осенью следующего года состоится премьера Creature в Sadlers Wells.

− Английский Национальный балет – это труппа всё-таки классического балета, классической выучки. Как вам кажется, танцовщик с классической школой способен качественно исполнять вашу хореографию? Или вы учитываете классическое образование и адаптируете хореографию под «классиков»?
 

А.Х.: Главное, на чём я бы хотел заострить ваше внимание: я не ставлю хореографию на артистов. Я ищу и нахожу хореографию вместе с ними и через них. Если взять, к примеру, балет «Жизель», для меня было важно еще до начала постановки ответить самому себе на вопрос: «Смог бы я поставить этот балет на свою компанию?». Если я смог бы создать этот балет на своих артистов, зачем мне работать с Английским Национальным Балетом? Я не искал компромисс с артистами. Для меня эта была встреча посередине между двумя очень разными мирами. Где-то 70-80 процентов хореографической лексики балета произвели они и всего лишь 20-30 процентов было моих собственных движений. Теперь в Creature все наоборот. Они уже знают, как я работаю, и погружены в мой творческий метод. Здесь уже где-то 70 процентов моего хореографического языка и 20-30 их «речи».
 

− Берёте ли вы в свою труппу артистов из академических Школ. Например, если выпускник из Вагановской Академии захочет у вас работать, возьмёте?
 

А.Х.: Конечно, возьму. Для меня никогда не имело значения, откуда, из какой Школы пришел исполнитель. Для меня важно, как его опыт будет вписываться в историю, которую мы создаем. Я уже работал с классическими танцовщиками: вместе с Сильви Гиллем мы создали дуэт Sacred Monsters. Я также работал вместе с Национальным Балетом Китая. Я всегда открыт к сотрудничеству с классическими артистами, и из России тоже. Я пока что не имею права рассказывать подробности, но могу сказать, что мы на данный момент ведем переговоры с Ольгой Смирновой. Для этого она приезжала в Лондон на некоторое время. Еще ничего не согласовано, мы пока что в поиске. Мне очень нравится, как Ольга танцует, но, что гораздо важнее, мне нравится, как она думает о танце и какая она пытливая. Для меня важны не только технические возможности артиста. Важно, чтобы артист в душе был подобен ребенку, чтобы он был готов упасть, ошибиться, оказаться творчески в незнакомом месте. Гораздо меньшее значение имеет, из какой Школы он выпустился.
 

− И всё же выпускники классических Школ зажаты академизмом, стиснуты им, их тело не такое свободное, как того требуют ваши спектакли. Вы работаете с ними иначе, чтобы они приняли вашу энергию, вашу хореографию?
 

А.Х.: Хороший вопрос! Его мне задают впервые. Нет и нет. Мои требования одинаковы для всех артистов. Я от них прошу, требую то же самое, что и от современных танцовщиков. Я хочу лишь добиться истины. Для меня танцовщик велик, когда я смотрю на него и забываю, не замечаю, в каком стиле он танцует. Когда я смотрю на балерину и вижу искусство, а не балет, когда лексикон движений отпадает и становится незаметным − тогда я могу назвать этого человека Артистом. Танцевальный лексикон − это всего лишь инструмент. Мои намерения и ожидания не меняются в зависимости от того, какому стилю танцев обучался исполнитель: брейк-данс, индийский классический танец, классический балет. Важна только форма, целостность и возможность рассказать ту историю, которую мне необходимо рассказать.

− В мае, в разгар пандемии, в России, на российском телеканале Культура, показали ваш балет «Жизель», его увидела многотысячная аудитория, чему я очень рада. Во многих интервью вы говорите о главной героине балета, Жизели, как о сильной современной женщине (её образ вдохновлён сильными женщинами, которые вас окружают: мать, жена), говорите и об Илларионе, лесничем (о том, что было желание в какой-то момент назвать балет его именем). И ни слова об Альберте. На ваш взгляд, этот слабый, зависимый от чужого мнения человек − портрет современного мужчины?
 

А.Х.: Альберт – это просто «белый богатый мужчина с привилегиями». Он представитель большинства политиков на данный момент. Почему меня больше интересовал Ганс (Илларион) – он является тенью. Это голос тени. Меня интересуют голоса людей, которые в тени, голоса людей, которые не имеют власти, не имеют голоса.

− Самый главный выбор в жизни Альберта оказался неправильным. Насколько вас беспокоит тема выбора жизненного пути? Всегда ли он зависит от нас?
 

А.Х.: Вся моя хореография − это истории из жизни. Любой сюжет, и «Жизель» тоже − мифическая история, основанная на моментах, происходящих в повседневной жизни окружающего меня мира. Я смотрю на всех без исключения персонажей, как на людей с недостатками. Я никогда не воображаю Бога из героя. Все люди имеют недостатки. Мне интересны условия человеческого существования. Я изучаю их через себя, через людей, которые меня окружают, друзей, тех, с кем я был в романтических отношениях и с кем потом расстался, через семью. Прототипом образа Жизели, который я создал, явилась моя мама, Ганс (Илларион) очень похож на моего отца, к сожалению. Альберт – их много, есть Альберты, которых мы все знаем.
Я по происхождению из небогатой семьи. Мои родители эмигрировали в Англию. Они были очень бедны, когда приехали и медленно поднимались. Но у меня, естественно, есть друзья, которые родились в привилегированных семьях. Они видят мир совсем по-другому и мало связаны с нормальной реальностью.
 

− А себя с Жизелью вы не ассоциировали? В вашем балете повествование ведется от её имени.
 

А.Х.: В моей версии − да. Было бы сложно ассоциировать себя с ней в исторической редакции этого балета. Он мне очень нравился! Но я всегда задаю себе вопросы, когда создаю спектакль − первое: «Что я хочу сказать? Что я хочу передать людям?». И сам себе отвечаю – «Я хочу говорить о Жизели». Затем спрашиваю − «Почему? Зачем?». И тогда это уже становится личным для меня, моим собственным – из-за чего мне необходимо делать именно этот спектакль, даже несмотря на то, что его много раз ставили до меня. «Что есть в этой истории личного для меня, что в ней для меня имеет значение и что впоследствии я смогу передать людям?». И, наконец, третий вопрос − «Как?». В ответе на этот вопрос как раз и кроется ремесло хореографа или руководителя. В том, как он передаёт повествование – кроется творчество. Ответить на первые два вопроса могут все. По другую сторону третьего вопроса – артисты и творчество.
В первых двух вопросах тоже много важного. «Почему я это делаю?». Мне важно, чтобы Жизель, на которую я смотрю, не находилась далеко от нас. Это не должна быть женщина, которую я даже не узнаю. Это должна быть женщина, знакомая мне, как моя мама-феминистка, сильная женщина, которая будет бороться за свои идеалы. При этом у нее необъятное количество всепрощения в душе. Это всепрощение и сострадание, которым она обладает, понемножку передалось мне и моей сестре. Но мы не располагаем даже одной четвертью того, что есть у нее. Она никогда ни к кому не чувствует ненавиcти, она просто печалится от того, что ее недругов обуревают такие чувства, как ярость, злость, ненависть. Она старается залить их любовью. Для меня − это моя Жизель. Мне нужно было создавать связь между персонажами на сцене и тем, что я знаю из жизни. Для меня это важно.
 

− В июне 2020 года на сцене Музыкального театра имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко в Москве должна была состоятся премьера вашего балета Kaash. Она переносится? Какие договоренности с театром?

А.Х.: Надеемся, что премьера состоится в следующем году.

− Возможна ли стажировка в вашей компании для молодых хореографов? Есть ли такая программа?
 

А.Х.: Обычно мы приглашаем одного-двух артистов, пробующих себя в качестве хореографов (это могут быть студенты из самых разных стран: из Африки, или Индии, или России), чтобы они приезжали и могли наблюдать рождение новой постановки − это может быть спектакль,  создаваемый для любой труппы. Мы приглашаем их на переговоры и просмотр, я на них смотрю, и если я вижу в них что-то особенное, я им предлагаю участвовать в процессе создания.
 

− Приглашает ли вас Большой театр для работы? Я знаю, что в Петербурге вы хотели переносить спектакль на локальную сцену? Что это за Театр и что за спектакль?
 

А.Х.: На данный момент − нет. У нас есть планы в будущем. 
Я люблю Санкт-Петербург, кроме дождя, который напоминает о Лондоне. Я надеюсь, в будущем получится что-то. Мне хотелось бы снять фильм в Санкт-Петербурге. Там такие пейзажи, такая глубокая культура! Я хотел бы сотрудничать с танцевальной компанией и создать именно фильм.
 

− Акрам, во многих интервью вы признаетесь, что вам нравится русская литература. Рассматриваете ли возможность постановки балета на сюжеты русской классики?
 

А.Х.: Да, абсолютно. Мне кажется, что русский миф имеет много общего с индийской мифологией.
Мой любимый русский автор − Михаил Булгаков. Я очень люблю «Мастера и Маргариту». Этот роман сильно изменил моё восприятие о том, как рассказать и как донести историю. Такая сложная и сюрреалистическая книга!
 

− Ждем спектакль «Мастер и Маргарита» в хореографии Акрама Хана!
 

А.Х.: Что ж, все возможно.