За те восемь лет, в течение которых Михаил Мессерер служит главным балетмейстером Михайловского театра, он сумел воспитать один из лучших балетных коллективов в мире. За эти годы он вернул на российскую сцену балеты, созданные или отредактированные в советский период: «Лебединое озеро», «Лауренсия», «Дон Кихот», «Корсар», «Пламя Парижа», а также впервые представил на петербургской сцене оригинальную версию английской «Тщетной предосторожности». Сегодня труппа Михайловского театра наряду со знаменитым балетом Мариинки подтверждает славу Петербурга как столицы классического балета. Вернувшись в Россию после долгих лет жизни за границей, Михаил Мессерер и здесь занялся воплощением своей мечты − сделать классический танец понятным и нужным современникам. Судя по тому, что в Михайловском театре каждый вечер аншлаг, ему это удается.

Сейчас Михаил Мессерер взялся за реконструкцию «Золушки» в связи со 125-летием Сергея Прокофьева и 110-летием автора хореографии Ростислава Захарова.

 На репетиции балета «Пламя Парижа». Фото Стаса Левшина

В течение десяти лет Вы занимались в Большом театре в классе своего дяди Асафа Мессерера и всегда говорили, что в своей работе используете метод Асафа и Суламифи Мессерер. В чем особенность вашего семейного метода?

ММ: Это школа, по прямой восходящая к истокам классического танца. Мои мама и дядя учились у Тихомирова, который учился у Иогансона, учившегося у Бурнонвиля, ученика Вестриса… Кстати, в этой школе один из девизов – «Мастер служит молодому поколению».

Что самое трудное при восстановлении классических спектаклей?

ММ: Сделать спектакль понятным и близким современникам. Если поставлено убедительно, со вкусом, то даже так называемая архаика будет выглядеть весьма современно и доходчиво. Я, скажем, восхищаюсь выдающейся работой Алексея Ратманского по «Пахите» и «Спящей красавице».

Что для Вас служит показателем того, что работа удалась? Каков главный стимул продолжать творить?

ММ: Если речь идет о работе руководителя труппы, то, например, не скрою, сюрпризом и стимулом стало присуждение нам премии Круга британских критиков как лучшей классической компании. Ведь в Лондоне, так сказать, видели всё. В частности, и Мариинский, и Большой, чьи бюджеты, к слову, на порядок выше нашего... А что касается наших постановок, то мне всегда важна реакция самого сурового моего критика – моей жены.

Вы читаете отзывы критиков после зарубежных гастролей? Если сравнивать с петербургской прессой, в чем отличие? Мне кажется, на западе мнение журналистов имеет для публики гораздо большее значение, чем в нашей стране.

ММ: Да, читаю: во-первых, по долгу службы, во-вторых, покаюсь, читать приятно. Особого отличия между «здесь» и «там» не вижу, к нам критика – как российская, так и зарубежная – относится весьма благосклонно, не знаю, чем мы заслужили (смеётся). Я больше замечаю разницу в литературных способностях пишущих на одном и том же языке, нежели некую разницу в общем уровне критики в России или на Западе, если она существует.

Какими качествами должна обладать Ваша балерина? И как Вы понимаете, что танцовщице можно доверить главную партию?

ММ: По-разному бывает. К нам приходит много артистов из других театров и различных школ. В отличие от других известных трупп, собственной академии у Михайловского театра пока нет. Вагановская Академия воспитывает артистов для Мариинского театра, так и должно быть, так исторически сложилось. Потому одна из моих задач − собирая артистов из разных городов России и со всего мира, работать над единым дыханием Михайловского балета, сохранять нашу индивидуальность, следить за стилевой целостностью кордебалета, солистов, премьеров. В нашей труппе несколько танцовщиков из Америки, артисты из Швеции, Словакии, Германии, Новой Зеландии, Японии, Украины. Многие пришли к нам из Московской академии хореографии. Но и таланты из Вагановской Академии к нам тоже приходят. Например, Виктор Лебедев, классический танцовщик экстра-класса, который, кстати, на днях получил в Москве награду «Душа танца» в номинации «Звезда». Поэтому каждый из наших ведущих артистов – редкое дарование и «штучный товар». Скажем, из тех балерин, на ком сегодня лежит основная репертуарная нагрузка, наша главная прима, выпускница Вагановки Екатерина Борченко – квинтэссенция академической балерины, Анастасия Соболева – танцовщица абсолютно уникального лирического дара, а блестящая Анжелина Воронцова – олицетворенная красота и музыкальность. Часто многое понятно уже на выпускных экзаменах, и когда я пригласил в наш театр Настю и Анжелину, которых я увидел в Московской академии, у меня не было сомнений, мы сразу поручили им сложнейшие партии. Также наши зрители, знаю, восхищаются шведкой Эллой Персон; я пригласил её всего чуть больше года тому назад, но она уже прекрасно показалась в Сильфиде, Жизели, а недавно − в Актрисе в «Пламени Парижа». Очень надеюсь на её «Тщетную предосторожность».

Какие из советских балетов, по Вашему мнению, нужно вернуть на сцену?

ММ: В сентябре выпустим «Золушку», а остальное, вроде, всё уже вернули, выполнили свой долг.

Вам свойственно стремление к совершенству?

ММ: Конечно. Без него не существовало бы искусства.

На репетиции балета «Пламя Парижа». Фото Стаса Левшина