Пермский театр оперы и балета им. П.И. Чайковского представил на сцене Московского академического музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко свою программу одноактных спектаклей. Труппа привезла в столицу три небольших балета: «Вариации на тему рококо» в хореографии своего художественного руководителя Алексея Мирошниченко, «Сувенир» англичанина Дагласа Ли и номинированный на премию «Золотая Маска» форсайтовский шедевр «Вторая деталь».

Все эти двадцатиминутные балеты — ода чистой хореографии, танцу ради танца. Целью каждой постановки было создание у зрителя ощущения «головокружительного упоения точностью», техничностью танцовщиков и красотой их линий. Однако первые два балета, несмотря на обилие интереснейших хореографических решений, не так упоительны, как «Вторая деталь», да и в сфере головокружительности побороть Форсайта непросто, если не сказать, что почти невозможно.

«Вторая деталь», веха в творчестве Уильяма Форсайта и один из ярчайших образцов его уникального стиля, во многом построена на занятной игре с выворотностью, являющейся фундаментальным понятием классической хореографии: она то доходит до максимальной отметки, то неожиданно переходит в крайне не характерную для балета невыворотность. Вся эта игра – поиск границ человеческих возможностей и новых граней классического лексикона, поэтому вряд ли справедливо говорить о перемещении центра тяжести и нарочитой косолапости как о подрывающей классические традиции антиэстетике. Напротив, форсайтовские эксперименты представляются возможностью лишний раз оценить богатство и многогранность классики, в них он не просто исследует все скрытые плоскости прекрасного в хореографии, но и расширяет это понятие. Переосмысливая элементы балетной техники и выводя невиданные их сочетания, хореограф никогда не выходит в область безобразного.

Танцовщики здесь — одинаково важные составляющие одного большого механизма. Беспрерывная работа его сойдёт на нет, если хотя бы одна часть нарушит программу действий и перестанет взаимодействовать с другими, оттого механизм представляется не скомпонованным из множества элементов, а состоящим из всего одной детали — самой главной, первой. Танцовщики одеты в одинаковые облегающие светло-голубые костюмы и лишены всякой стилистической индивидуальности: их движения одинаково точёные, чёткие, острые. При этом исполняемые группами и отдельными артистами танцы нельзя назвать резкими, так как точёность работы ног смягчается плавными линиями корпуса и классическими руками. В финальной части балета на сцене появляется девушка в экстравагантном белом платье. Скомканность, угловатость её наряда, растрёпанные волосы — эти внешние отличия, безусловно, работают на контраст, но хаотичность в слаженную работу механизма вносят не они, а невероятная по своему эмоциональному заряду и построению хореография. Девушка в белом — вторая деталь — врывается в стройные ряды и исполняет необычайно экспрессивный танец, который не вяжется с безупречной механистической точностью других персонажей. Её соло построено на совершенно другой основе: корпус танцовщицы свободен, движения рук судорожны и размашисты, вращения и шаги слишком эмоциональны, чтобы в них соблюдались какие-то позиции. Инаковость пытается бунтовать против стирающего индивидуальность механизма, но он отторгает внёсшую сумятицу и оказавшуюся лишней вторую деталь, чтобы продолжить так же бесперебойно работать, как и ранее.

Труппа переняла эту идею и прошла испытание Форсайтом достаточно успешно, хотя временами артистам не хватало чистоты и точности исполнения, которые в форсайтовских постановках должны быть идеальными. Дополнительную трудность составил и сам формат, не подразумевающий явного сюжета и ярко выраженных индивидуальных свойств персонажей: танцовщики Пермского балета, казалось, могли принять всё, но только не это, и упорно пытались додумать роли, то прибавляя кокетливое стреляние глазками в духе Китри, то вкладывая в очередную смену позиций рук трагизм «Лебединого озера». Впрочем, справедливости ради надо сказать, что эта ностальгия по классическим балетам дала о себе знать всего пару раз и не слишком повлияла на общую, весьма обнадёживающую картину.

К тому же в двух других балетах у танцовщиков было больше простора для актёрской игры и обозначения взаимоотношений своих героев. Изысканные «Вариации на тему рококо» на музыку П.И. Чайковского и меланхолический «Сувенир» на музыку Гэвина Брайерса показались им ближе и привычнее: оба балета — это в какой-то мере любование совершенной балетной формой стоп, линиями ног и рук при растяжках и арабесках, невесомыми поддержками и изящными пируэтами. На таком фоне попытка освоения Форсайта казалась ещё более героической, и потому была принята залом с воодушевлением и благодарностью, вполне заслуженной.

Наталья Плуталовская

Фото Антона Завьялова