Особый вызов, challenge любого фестиваля — попытаться определить, чем отличается хороший спектакль от не очень хорошего или вовсе слабого. Это — задача не только жюри, но и зрителя. «Золотая маска» в очередной раз сделала это, показав не только самые разные отечественные танц-спектакли, но и — для сравнения — поставив их в «контекст» мировых. Основная, соревновательная программа «Золотой Маски-2014» хорошо известна: в ней участвуют и Большой, и Мариинский, и Пермь, и Екатеринбург, и Челябинск, и Новосибирск… В «Контекст» же вошли три спектакля, и первым из них был «Atomos» – новая работа модного хореографа Уэйна МакГрегора и его компании Random Dance. Случайно или намеренно, но спектакль этот шел на следующий день после выступления на фестивале пермяков: на сцене Музыкального театра им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко они дали вечер одноактных балетов. Об этих двух московских премьерах и пойдет речь.

Из «Трёх балетов в манере поздней неоклассики» на Маску номинирован только последний, «The Second Detail» / «Вторая деталь» Уильяма Форсайта на музыку Тома Виллемса. В этот вечер ему предшествовали «Вариации на тему рококо» Алексея Мирошниченко на музыку Чайковского и «Souvenir» Дагласа Ли на музыку Гэвина Брайерса. Оба балета поставлены в 2011 году. Свой 20-минутный опус Алексей Мирошниченко поставил для концерта выпускников Пермского хореографического колледжа. Это – балет-виньетка, hommage Баланчину, на музыку его любимого композитора Петра Ильича Чайковского. «Вариации на тему рококо для виолончели с оркестром» — кажется, единственное творение композитора, оставшееся без внимания Мистера Би. Ликвидируя этот пробел, Мирошниченко сделал «пачечный» балет — антикварный, как вензель на серебряной табакерке. Такой балет понравился бы, скажем, поэту Серебряного века Михаилу Кузмину, который и сам занимался театральными стилизациями под «галантную эпоху». Розовые барышни на качелях, кавалеры в широкополых шляпах, парочки в тенистых боскетах... Исполнение мне показалось немного деревянным, но, возможно, такова задумка хореографа — чтобы танцовщики выглядели и двигались как вырезанные из картона силуэты работы Елизаветы Кругликовой, тоже — художницы Серебряного века.

Несмотря на ностальгическое название, балет «Souvenir» / «Воспоминание» Дагласа Ли, хореографа-резидента Штутгартского балета — совсем другой по стилистике. Ли взял музыку современного английского композитора Гэвина Брайерса, младшего друга Джона Кейджа. Брайерс стал первым композитором, к которому после смерти Кейджа обратился Мерс Каннингем — и вместе они создали знаменитый «Biped» / «Двуногое». Опус, который выбрал для постановки Ли, называется «Les Fiançailles» / «Свадьба», хотя по характеру музыки это, скорее, похороны. В основе — ритм медленного марша на две четверти, под который в финале танцовщики уходят, как в преисподнюю, в открывшуюся в заднике щель. В балете упор сделан на сценографию — как мне показалось, в ущерб хореографии. Художница Инес Альда заняла бóльшую часть сцены диагональной стеной, как будто из полированного металла. Видимо, идея состояла в том, чтобы металлическая поверхность отражала танцовщиков. Но — то ли в результате постановки света, то ли из-за выбранного угла — отражений почти не было видно, по крайней мере, с того места, где я сидела. Чтобы добавить зрителю трудностей, сцена освещена контражуром – софит установлен точно по центру задника, а в середине балета с потолка спускается рампа, параллельная стене, и тоже слепит глаза. Не думаю, что сценограф задумала такое освещение как элемент насилия над зрителем, но так оно, к сожалению, получилось. Зажатые стеной, отнявшей у них половину пространства сцены, тонущие в световой завесе, танцовщики почти исчезли из вида. Хореография — да и музыка тоже — оказалась оттеснена другими элементами спектакля. Но те движения, которые удавалось рассмотреть, были интересны своей пластичностью.

И, наконец, Форсайт — безусловный победитель. Первые два балета смотреть интересно; Форсайта — невозможно не смотреть. «The Second Detail», которую взяли для постановки пермяки, — еще один балет на музыку постоянного соавтора Форсайта, голландского композитора, классика минимализма Тома Веллерса. По названию этот балет созвучен более раннему «The Loss of Small Detail» / «Потеря мелкой детали», а по содержанию гораздо оптимистичнее. Собственно, содержания как такового в нем — как и вообще у Форсайта — мало. Ничего сюжетного и личного — только чистое движение, голый ритмический каркас. Лишь под конец появляется женский персонаж, который Форсайт (сам делавший и сценографию, и свет, и костюмы) решил выделить, одев — в отличие от облаченных в трико танцовщиков — в подобие платья и наделив, опять же, подобием эмоций. И, тем не менее, смотришь неотрывно все 22 минуты. И, как губка, насыщаешься энергией и мощью — да такой, которая, когда танец кончился, приподнимает зал со своих мест и заставляет взорваться аплодисментами. Она, эта сила, на глазах у изумленных зрителей превращает мальчиков и девочек в трико в каких-то сверх-людей, переносит их, со зрителями вместе, в иной мир. То есть, делает реально-магическую работу — как это и должно быть в хорошем театре.

Этого, к сожалению, не случилось следующим вечером, на выступлении Random Dance. Уэйн МакГрегор — как говорится, cutting edge, у всех на слуху; он — один из самых востребованных и отмеченных журналистами хореографов. Часть его балетмейстерской репутации — желание экспериментировать с мультимедиа и компьютерными программами. Причем делает он это не только оформляя постановку, но и создавая хореографию. На его репетициях присутствует социальный антрополог и ведется съемка девятью камерами, в результате получившийся цифровой портрет движения визуализируется в виде виртуального танцующего тела, и танцовщики с этим телом особым образом взаимодействуют. «Atomos» — якобы результат этого взаимодействия, атомарная вселенная, состоящая из мельчайших движений и реализованная десятью танцовщиками Random Dance. Кстати, название компании – говорящее: random – случайный, несвязанный, вероятностный, хаотичный. В этом МакГрегор – последователь Мерса Каннингема, который первым начал использовать компьютерную программу в хореографии, придумывая «случайные» для танцовщика движения. И свое отношение к музыке МакГрегор отчасти копирует с Каннингема: тот иногда соединял танец и партитуру уже непосредственно на спектакле — до этого ни он, ни его танцовщики ни разу не слышали той музыки, под которую им придется выступать. МакГрегор не столь радикален: он создает хореографию, уже имея музыку в голове. Звуковой аккомпаненмент к «Atomos» написала группа «A Winged Factory for the Sullen». Удачей, к сожалению, этот опус не назовешь. К моему удивлению, даже когда в музыке были интересные места, МакГрегор, парадоксальным образом, проходил мимо, в хореографии их никак не отметив. Если это – сознательная стратегия, то работает ли она на эффект? Мне показалось, что — нет. Несмотря на сложнейшую атомизированную хореографию МакГрегора, на его резкие, агрессивные, курьезные, оригинальные па, в целом вещь не «выстреливает». Думаю, проблема — в рыхлости композиции и, особенно, темповом однообразии: всё выдержано в довольно быстром, но до унылости ровном темпе, а 65 минут монотонии – это слишком. То, что должно, по словам критика, магическим образом «загипнотизировать» зрителя, убивает интерес, погружает в сон. Повторения магии, какая была у Форсайта, в этот вечер, увы, не получилось. Но — всё познается в сравнении: хорошо, что у «Золотой Маски» есть свой «Контекст».

Ирина Сироткина

Фото с сайта Пермского театра оперы и балета им. П.И. Чайковского