Здесь каждый звук — музыка, каждая поза — скульптура, каждая сцена — ожившая картина. Это умирающее прекрасное искусство, умирающая прекрасная школа, которая от сцены требовала красоты.

(Влас Дорошевич «Гаснущие звезды»)

25 ноября главные партии в «Жизели» (спектакль Большого театра) исполнили Марианна Рыжкина и Дмитрий Гуданов.

Рыжкина возвращает «Жизель» к самым истокам ее сценической истории – к бесхитростной простоте балетного театра сороковых годов позапрошлого века, еще не знавшего наваждений импрессионизма, неоромантизма, символизма и экспрессионизма. Ее героиня – в бело-голубом платье, с цветком в аккуратно собранных волосах – появляется на сцене пятнадцатилетней девочкой, радующейся солнечному утру, пышному многоцветью осенней природы и – точно так же – первой в своей жизни любви. По-детски серьезной в своих мечтах и по-детски наивной в попытках выглядеть взрослой (когда она хочет показать Альберту в начале их свидания, что ей нужно домой).

Пантомима этой Жизели – четко артикулированная, чуть сдобренная пасторальными мотивами, и ее танец – льющийся свободно и безусильно, как простая песенка – говорят о чистоте и цельности ее души, не ведающей рефлексии и раздвоенности. Такой она остается до самого конца. Даже раскрытый обман Альберта, способный ее убить, не способен разрушить светлую первозданность ее внутреннего мира, ее веру и влюбленность в жизнь.

В сцене сумасшествия Рыжкина показывает растерянность героини, невозможность (до боли!) поверить в реальность произошедшего, наконец, показывает подступающие к горлу и душащие ее спазмы – но не помутнение рассудка. Страдания ее Жизели целиком находятся по сию сторону действительности и прекращаются в момент ее смерти.

Во втором акте героиня Рыжкиной поднимается из могилы такой же чистой и верящей в мир девочкой, какой выбегала из домика в начале первого акта. Белый наряд виллисы воспринимается в данном случае не как саван, а как подвенечное платье, и сама Жизель – виллиса выглядит фантастической невестой, ожидающей своего по-прежнему любимого жениха.

Жизели Рыжкиной идеально подошел Альберт Гуданова – не столько аристократ, сколько восторженный поэт, романтик и мечтатель. Акцентрированный глиссад вперед, который делает танцовщик, выбежав в первом действии в крестьянском костюме, показывает, с каким нетерпением он рвется погрузиться в эту невероятную, но странным образом случившуюся с ним историю любви. В ответ на увещевания Вильфрида (нравоучительная проза) он широко распахивает руки, словно призывая оруженосца оглянуться («Ну как можно не любить этот мир? Не стремиться сюда?!»).

Отдельные жанровые «мазки» (трепетно-томная поза героя, когда он прижимается спиной к стене домика Жизели после ее ухода с матерью; стильная рыцарственная позировка с одной рукой, положенной на шпагу, в финале первого акта) лишь слегка декорируют романтическую идеальную сущность героя.

Юноша – поэт и девочка, ставшая для него воплощенной мечтой, Гуданов и Рыжкина в первом акте восторженно переживают радость сельской идиллии, радость первой любви, а во втором празднуют фантастическую ночную свадьбу. Внешние обстоятельства сюжета (вмешательство Ганса в свидание, появление Батильды и раскрытие обмана, нападение на Альберта виллис во главе с Миртой) вторгаются странными, не прошенными и непонятно откуда взявшимися наплывами прозы в поэзию их отношений.

«Жизель» в исполнении Рыжкиной и Гуданова лирична от начала и до конца. Даже трагические сцены в этом спектакле совершенно светлы, а финал несет не боль вечной разлуки, но просветленную скорбь расставания с прекрасным сном.

Андрей Галкин

Фото предоставлено автором