10 марта на сцене Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко в партии «Эсмеральды» дебютировала Оксана Кардаш.

Новая Эсмеральда получилась по-настоящему новой – это, пожалуй, главная победа танцовщицы. В партии, которую уже много лет сложно представить иначе, чем в исполнении Натальи Ледовской, Оксана Кардаш смогла быть полностью самостоятельной.

Она как будто бы вспомнила о том, что литературный первоисточник спектакля – современник парижских триумфов Марии Тальони, и выстроила образ героини в канонах раннего балетного романтизма. Ее Эсмеральда получилась совсем не похожей на «бедную обреченную мушку», жаждущую «весны, вольного воздуха, свободы» (слова из романа В. Гюго). Не похожа она и на знаменитых Эсмеральд прошлого; гораздо уместнее будет сравнение с совсем другой балетной цыганкой – с тальониевской Гитаной.

Подобно той, вошедшей в легенду, героине Тальони, Эсмеральда Кардаш словно прячет под своим платьем крылышки Сильфиды. Феба и Клода Фролло она пленяет не девичьей грацией и не экзотической страстностью, а отстраненной нездешностью классического танца. Хореография Бурмейстера, вроде бы накрепко привязанная к психологическому подтексту, получила у новой исполнительницы самоценную завершенность, замерцала таинственными полутонами, а несколько раз проходящее в партии движение – аттитюд с условно «цыганским» положением рук – превратилось в выразительную пластическую эмблему, которую можно сравнить с арабеском Сильфиды или, например, с «колечком» Ледяной девы.

В первом дуэте с Фебом Кардаш подчеркнуто четко фиксирует каждую позу, создавая тем самым образ ожившего драгоценного камня, фантастической феи, позволяющей смертному рассматривать себя, но неизменно сохраняющей стыдливую дистанцию между ним и собой. В коротком соло, завершающем дуэт – лукаво манит его беглыми танцевальными фразами, неожиданными остановками. И только в финале акта, оставшись одна, Эсмеральда дает волю чувствам – на ее лице расцветает улыбка первой любви.

Та же раздвоенность героини проявляется во втором действии. Но здесь гамма ее чувств становится сложнее, их нюансировка – тоньше. Прикосновения Феба заставляют ее вздрагивать от сладкого трепета и ощущения счастья. Его настойчивость вызывает в ней пугливое недоумение. Танец же, оставаясь (особенно в вариации) по-прежнему прозрачным и фантастически нездешним, обретает наивную доверчивость и трогательную беззащитность (по-детски беззащитной выглядит Эсмеральда в тот момент, когда складывается комочком на руках стремительно вращающего ее Феба, и в финале адажио, когда садится на пол у его ног).

Два описанных эпизода – весомая заявка Кардаш на интересную исполнительскую трактовку «Эсмеральды». Теперь перед танцовщицей стоит задача провести свое понимание роли через остальные ее фрагменты. Удастся ли это ей – покажет будущее.

Андрей Галкин

Фото Anemona